Мне кажется, человек, не занимающийся творчеством, в этом городе должен чувствовать себя инвалидом, а занимающийся, должен знать, как минимум, десять способов суицида. Тем не менее, Санкт-Петербург прекрасен!
Это случилось в октябре 2010, когда я, ничем не примечательный, но очень амбициозный провинциальный парень, претендующий на звание поэта, прибыл поездом №9 в город, о котором на тот момент практически ничего не знал. Я помнил лишь обрывки школьной программы и имел смутное представление, что должны быть реки, разводные мосты, Финский залив, архитектура в европейском стиле и дожди.
«Куда сходить для начала?» — стандартный вопрос приезжего. И только прожив в Петербурге уже больше двух лет, понимаю, что для первого посещения можно ничего и не советовать: куда ни пойдёшь, этот город везде прекрасен (если речь, конечно, идёт о его центральных районах)!
Моё знакомство с Питером началось с дальнего конца Фонтанки, где взору раскрылись во всей своей обшарпанной красе районы, пропитанные духом фильмов о девяностых: казалось, что из-за угла вот-вот вывернет вишнёвая девятка или Jeep Grand Cherokee, резво припаркуется, нахально заехав на тротуар, и из салона вывалятся братки в кожанках, отхаркивая блатные словечки и смешки в тугой осенний воздух.
Ощущение, будто попал в город, где всё совсем по-другому, и люди не просто живут и ходят на работу, а наполняют пространство собой, словно актёры, формируя неповторимый образ Петербурга. Подумайте только, разве может тот парень в длиннополом пальто и шарфе, обмотанном питоном вокруг шеи, оказаться просто офис-менеджером или торговым представителем? А эта тётушка в шляпке, шагающая по гранитным плитам вдоль реки, разве не актриса? Нет, в этом городе всё не случайно, всё не просто так!
Побродив по запорошенной листвой набережной, я выбрался в центр, причём выбрался, можно сказать, на ощупь, то есть без цели увидеть что-то конкретное. И Санкт-Петербург вывел меня своими узенькими, петляющими улочками, в которые я уже совсем скоро влюбился до беспамятства и посвятил им целые циклы стихов, к величественному Исаакиевскому собору… Он великолепен! Разве это не чудо? И чуть ли не по-щенячьи я радовался и едва ли не скулил от счастья, когда, обогнув монументальное здание собора со следами зубастых снарядов, нещадно терзавших плоть блокадного Ленинграда, вышел на Сенатскую площадь, где, как и две сотни лет назад, стоял медный Пётр в греческих сланцах на том самом гранитном пьедестале, о который точил саблю Бестужев в декабре 1825 года.
А дальше были петляющие каналы с прогулочными катерами и их пассажирами, завёрнутыми в пледы, прекрасные и интеллигентно-выдержанные фасады дореволюционного Санкт-Петербурга с табличками «здесь жил…» и «здесь работал…», бесчисленные мосты с причудливыми оградами, романтики-клёны с рыжими и пунцово-красными листьями, разбросанными повсюду так, что казалось, будто Петербург бегает и дурачится в этой листве, радуясь последнему теплу, словно лохматый дворовый пёс.
В первую же ночь я вылез на крышу, откуда услышал невнятное бормотание спящего Питера. Во второй день добрался до клуба-музея «Камчатка», где некогда работали Цой, Башлачёв и прочие деятели ленинградского рока (тогда я не мог и предположить, что менее, чем через полтора года сам проживу немало времени в паре минутах ходьбы от этого места), чуть позже посетил литературный музей Александра Блока, начав с него погружение в литературную историю Петербурга, а под занавес своих осенних каникул окунулся в логово алкогольных вакханалий, именуемое Думской улицей, где пол прилипал к подошвам ботинок, а пьяные девицы уходили в дикий отрыв под брызги коктейля «Боярский» и вопли раздолбанных стереодинамиков.
Петербург поглощал с первых же дней, и, буквально, сразу же я осознал, что немыслимо хочу жить в этом городе и связать свою судьбу с ним. Через четыре месяца так и случилось.
Отличное начало !